Красная Москва

Рассказ Галины Ульшиной о "Красной Москве"...

Я уже и думать забыла о существовании этих духов, носящих название "Красная Москва", когда внезапные воспоминания о них перевернули мою жизнь. Однажды я шла к приятелю, который в тяжелые годы из дипломированного строителя перестроился в фотографа, и думала: "И почему некоторые фотографы сейчас называются "фотохудожник"? Что это за приставка такая "художник", а без этой приставки что, фотография не получится, что ли?" В голове проплывали черно-белые изображения артистки Веры Холодной, лица убиенной императорской семьи, черное знамя над Рейхстагом... Хотя за эти 20 лет перестройки, точнее опыта выживания под обломками последней рухнувшей империи, после армии менеджеров, дистрибьютеров, промоутеров и мерчендрайзеров, русское слово "художник" даже как-то успокаивало. Это я к тому, что мой приятель, к которому я шла, величал себя не иначе, как фотохудожник. Мы долго и спокойно беседовали с ним о высохших руслах и свежих течениях изобразительного искусства, к коим без сомнения, относится и искусство фотографии, перебирали его цветные и черно-белые снимки, среди которых попадалась сепия, когда я, совершенно неожиданно, поразилась одной фотке, где на старомодном туалетном столике, отражаясь в оплывшем зеркале, стояла засохшая роза в фарфоровой вазочке, а рядом - флакон одеколона "Красная Москва", того самого, с притертой стеклянной пробочкой в виде купола! Флакон был наполовину полон, и видно было, как в темной пахучей жидкости мерцал свет ... а поодаль, стояла коробочка футляра - высокая, с белыми зигзагами и шелковой кисточкой сверху. Точно, как в моем детстве. У меня даже в голове помутилось от странного приступа ностальгии и, показалось, уже плыл по комнате и подступал к горлу узнаваемый запах "Красной Москвы", когда-то не то, что модных, а единственных, дорогих и приличных духов, сигнализирующих всему миру о том, что в дом пришел праздник или гости. В Новый год вся страна пахла елкой, яблоками и - "Красной Москвой"... Мандарины были, но редко, а апельсины в Ростов приехали еще позже, в семидесятых... Приятель, оказывается, заглядывал мне в глаза: «Что с тобой?... Ты меня слышишь?...» - и, догадавшись, в чем дело, радостно выдохнул - а-а, "Красная Москва"? Ну, конечно!.. Да у меня еще флакон сохранился - можно понюхать... С этими словами он ринулся в другую комнату, к тому самому старинному трюмо, вышвыривая скопившиеся коробочки и баночки. Я, с надеждой, следила за его руками. Увы...

А в это самое время полные губы ухоженных красоток-продавщиц шелестели недавно знакомые моему слуху "Мажинуа-ар", "Пуассо-он", "Клема-а", а совершенно неповторимые звукосочетания, как будто я попала не в магазинчик на соседней улице, а на другую планету, в другое пространство, измерение... Туда всегда заходили, шептались, благоухали молодые, красиво одетые девушки, выбирая флакончики с драгоценными каплями за четырех-пятизначные денежки, а тут стою я, простая русская, еще почти женщина, и - хочу "Красную Москву" ?!

Что такое есть эта "Красная Москва"? Почти как скипидар для поясницы с радикулитом... А дома я безутешно смотрела на фотографию, водя пальцем по тонкому флакончику, трогала шелковую кисточку, ощущая ее мягкость и - боль где-то на уровне сердца...
...Блошиный рынок Ростова не дал положительного результата: ни пустых флакончиков, ни коробочек... Но тетки, когда я заговаривала с ними об этих духах, начинали мечтательно улыбаться, уходя, каждая, в свои воспоминания - они, эти духи, часто недосягаемые по цене, были неотъемлемой частью существовавшей и исчезнувшей советской эпохи, и воспоминания о ней будоражили пласты утишенных в памяти образов, возрождали картинки, казалось, невозвратной жизни, которые теперь, как живые, вставали перед глазами, в принципе одинаковые, но разнящиеся лицами участников. Вот - накрытый в складчину стол в квартире сотрудницы к 7 Ноября, вокруг которого собирались участники парада трудящихся масс маршрутом от Нахичеванского рынка и соседних улочек до Театральной площади, а потом - к ней, все к ней, к этой доброй сотруднице, замерзшие, голодные, с натертыми транспарантами и знаменами руками, с набитыми в общем строю водянками от новых туфель - и садились за обильно накрытый ею стол. Или - пустые гулкие коридоры средней школы, где лестничные марши усыпаны конфетти из хлопушек и отдаленно слышна музыка из актового зала - С Новым 1965 годом! - гласил плакат во всю стену пролета, нарисованный гуашью по ватману и посыпанный толчеными стеклянными игрушками, отчего натурально сверкал снег на буквах... Возле учительской пахло шампанским и "Красной Москвой"... И ловишь себя на странной мысли, что "Красной Москвы" уже нет. Вот просто - нет. Была - но уже нет... И неотвязная эта мысль - о физическом присутствии прошлого - грызет изнутри, как болезнь невосполнимости утраты, и становится все навязчивей возникшая идея, что если один раз, один-единственный малюсенький разочек нюхнуть этой самой "Красной Москвы", то все будет хорошо, как прежде - уверенно, стабильно, защищенно. Как в детстве...Блажь!... Ведь и про акулу капитализма знаю, и "Капитал" оказался, в самом деле, интересной, но большой книгой, и притчу о сборщиках урожая помню, и уверена, что каждый строит свою жизнь сам и никто ему не.... Хочу. "Красную Москву" хочу. Паранойя... "Ищите - и обрящете"...

Стояли последние дни января 2008 года, впереди надвигался очередной праздник, и хотя мои мужчины никакого отношения к защите Отечества не имеют, я зараннее покупаю им что-нибудь, чтоб не так стыдно было принимать от них подарки к 8 Марта, в день Вавилонских блудниц. Попытка безрадостных людей сделать всеобщий праздник, путем коллективного одаривания друг друга сувенирами, ощущения счастья не создает, а хлопоты вызывает. Но как же, а вдруг мужчины бросят оружие и уйдут с поста, не получив сувенир? И, наверное, чем больше подарок, тем яростнее они будут защищать Родину?... Или, что это за праздник поедания тортиков, когда 8 Марта выпадает на время Великого поста, а дети в школе накрывают "сладкий стол", хвастаясь, чья мама вкуснее испекла, не зная о том, что люди ради Бога усмиряют плоть именно в эти дни.

Итак, я оказалась в маленьком магазинчике с парфюмерией, где юная продавщица предлагает мне подарочные мужские наборы и вдруг... мой взгляд падает на красно-белую коробочку со знакомым зигзагообразным рисунком, похожим... нет...показалось - это что? Вот, вот это....Левее! Да! Это - что? Девушка трогала и откладывала коробочки, нашла - Вот это? Щас посмотрю... И нетвердо начала читать: Крас... (мак? площадь? поляна?)... ная... Москва... что ли?
- Не может быть! - выпалила я, окаменевая. - Дайте мне! Я почти выхватила коробочку: "Красная Москва". Одеколон. Ой, да подделка, наверняка подделка. Отвинтила красную пластмассовую головку, не веря удаче и - вот он, момент истины !- поднесла крышечку к носу... Боже мой!.. Наверное, я менялась в лице, так как продавщица и какой-то елейный ухажер не сводили с меня глаз, пока я с нескрываемым стоном вдыхала этот незабываемый аромат детства, этот запах счастья и живых родителей, благоухание вечного праздника и веры в будущее... Ручаюсь, что они такого идиотского посетителя не видели никогда... Потрясенная, продавщица пролепетала:
- Вы это... вот это - она, не веря глазам, указывала пальчиком на этот бедный флакончик, - что? - будете брать ?- ей было не понять, как может, вроде с виду приличная тетка покупать такую дешевку в тонкой картонной упаковочке, отметая предложенные брендовые одеколоны ценой на порядок выше... А я не верила своей сбывшейся возможности выйти, вот прямо сейчас, на эту улицу заснеженного провинциального южного города и - плеснуть этим непобедимым ароматом сюда, в январь, где трепещут на ледяном ветру продувных дворов многоэтажек никому ненужные, но еще такие зеленые елки с остатками мишуры...

В радостном запале я что-то лепетала молоденькой несмышленой девушке о "Любимом букете императрицы", созданном еще в начале прошлого столетия русским подданным французом то ли Генрихом Брокаром, то ли Августом Мишелем, в честь императрицы Марии Федоровны; о золотых медалях на выставке парфюмерии в Париже; о первой мировой войне; революции в России; о скромных радостях простых советских трудящихся, когда "Империя Брокара", известная во всем мире, стала называться просто "Замоскворецкий парфюмерно-мыловаренный комбинат Љ5" и лишь потом - в двадцать пятом году - фабрикой "Новая заря" со сменой названия этого шедевра гениального парфюмера на "Красную Москву"...
Продавщица и ее кавалер, не мигая, удивленно слушали меня, переглядываясь и качая головами, а случайные посетители, замерев, не уходили, занимая уголочек... Как вдруг, смявшись лицом, девушка метнулась куда-то под прилавок, зашуршала, что-то уронила и, наконец, вылезла, торжествующе сияя и держа над головой кулачок, в котором был зажат маленький флакончик - А духи вы не хотите ?- почти пропела она. - Коробочка, вот..., помялась, я и отложила... брак... - И с удовольствием произнесла, перекатывая во рту звуки: "Красная Москва"!... Наверное, я продемонстрировала всю гамму чувств, присущую еще живому человеку, потому как уже продавщица стала мне быстро-быстренько говорить о том, что она отложит эти духи до завтра, если у меня нет денег... В подтверждение своих слов, она сама развинтила флакончик, и замахала ладошкой так, что резкий, а потом до боли знакомый терпковатый запах поплыл по магазинчику, а ее парень забубнил "да я сам за эту женщину заплачу", так как пожилой посетитель вызвался немедленно купить эти духи своей жене... Деньги у меня еще были и я, отупевшая от свалившегося чуда, приложилась пальцем к уже своим духам и тупо прикасалась ко вновь прибывшим посетителям магазинчика, спрашивая "А вы знаете, что это за духи?", улыбаясь и вглядываясь в их просветлевшие глаза. А молоденькая продавщица смеялась в облаке незнакомого ей аромата, глядя на удивленные лица посетителей...

Без копейки денег, не веря своей "сбыче мечт", я вышла из ларечка, придерживая рукой коробочки. Две бабули вытекли из вечернего сумрака мне навстречу - чужие, хмурые, придерживая одна другую на снежных январских ухабах. Мы поравнялись, когда одна сказала, растягивая малорасейские слова: "Чуешь, Маня, шось пахнет, не наче як "Красна Москва"... - "Да ты шо..."Они замерли, втягивая воздух в старческие носы: "И пра-авда"... Девчата, - отозвалась я из темноты, - давайте я вас надушу!.. Старушки, причитая (что уже и забыли как они выглядят, эти духи...) и охая (о своей безденежной "жисти", где и не купить было их вовсе...), подставляли щечки и ладошки, затем к нам подходили еще, и еще абсолютно незнакомые пожилые мужчины и женщины, они спрашивали "что дают?", смеялись, протягивали ко мне руки, но сразу, вдохнув подаренный пряный аромат неповторимой юности, затихали, поднося ладошку к лицу, подкатив глаза мечтательно к небу, и - так уходили в свои неуловимые старческие жизни, в свои скудные жилища, в уже неисправимые судьбы...

И плыл по темнеющей провинции неземной дух "Красной Москвы", вместивший мечты Генриха Брокара, светлые надежды императрицы Марии Федоровны и грёзы множества давно ушедших от нас русских красавиц, смешиваясь с хвоей отсыревших елок и увозимых с ярмарки мандаринов, и становясь от этого чуть горьковатым. По ветру то и дело останавливались прохожие, растерянно ведя носом - неужели им почудилась сказка?

Ульшина Галина Григорьевна